На него можно было положиться даже в самых патовых ситуациях

Сегодня 40 дней преставления ко Господу духовника Данилова монастыря Москвы архимандрита Даниила (Воронина). Духовного отца вспоминает более 20 лет окормлявшийся у него раб Божий, пожелавший скрыть свое имя. Архимандрит Даниил (Воронин) Он вызывал безоговорочное доверие – Эх, ты! – сказала мне однажды одна бойкая монахиня, она и после пострига прямо генеральшей оставалась. – Ходишь в Данилов монастырь – и даже не знаешь, что здесь старец есть! – и прямо поволокла меня. Куда? К отцу Даниилу. Так я впервые и увидел батюшку. Договорились, что мы с ним встретимся после литургии в будний день, и он назначил дату. Помню, пришел я, служба закончилась, стою, жду его у братского корпуса. Минут 40 проходит. – Ну, что ж ты? Я же тебя там, в храме, жду! – появляется отец Даниил. Так наше общение с ним с такой разминки и началось… Это для меня как-то очень знаменательно оказалось. Помню, начал я к нему на Исповедь, за советом ходить. Спросишь об одном, а он тебе вдруг про другое… А потом уже понимаешь: это же и есть самое главное! Духовник говорит тебе самое нужное, только внимай. И тогда-то, в нашу первую назначенную встречу: нужно быть в храме, – это тоже урок! Помню, назвал меня тогда батюшка сразу «интеллигентом». А это, мол, народ безнадежный. Поговорили, посмеялись. Спросишь об одном, а он тебе вдруг про другое… А потом уже понимаешь: это же и есть самое главное Отец Даниил и потом нас, хиляков-москвичей, распекал, бывало: – Слушай, как же я с москвичами в армии намучился! – Сам он был сержантом, с Рязанщины, я как увидел его фото тех лет: весь крепкий такой, подтянутый, – красавец! – Москвич, он же не носит сапоги, – недоумевал отец Даниил, – а волочит! Все слабые такие. Ну, откуда в Москве здоровью взяться? По лестнице даже взбираться не надо, она сама тебя тут вверх везет. В батюшке вообще присутствовала такая нормальная мужская практичность, что, конечно, мужчин к нему очень располагало. Он, например, и машину водил. Помню, надо было какой-то груз отвезти, а машина нашлась только полуразвалившаяся. Отец Даниил перекрестился, помолился, сел за руль и всё куда надо отвез. Он вызывал безоговорочное доверие. Знаете, как бывает: и отцу не всё скажешь, что другу можно, – а батюшке можно было всё сказать. На него можно было положиться даже в самых патовых ситуациях. Он, кстати, очень берег людей. Один из уроков детства – идут они с другом со школы, а тот и говорит: – У меня мама сердечница. А я сегодня двойку получил… Пойду вырву страницу из дневника. «Вроде и лукавство, – комментировал батюшка, – но это же не по страсти, а по любви к человеку». Что сына больше всего поразило? У моего сына одно время метания были. Переходный возраст. Отличник в школе, но враг если не влево, то вправо занести пытается, и вот – заштормило: мне уже учиться не надо, пойду в монастырь, смиряться нужно… Я – к батюшке. А у него вечно тьма народу, как к нему попасть?.. В будни приехал – и то не пробиться. Стою, молюсь. Тут батюшка какой-то непонятный маневр совершает – с кем-то он стоял, после Исповеди разговаривал, останавливает вдруг эту беседу и резко проходит мимо меня. Меня как вихревой поток от его мантии захватил… Только и очнулся уже на улице. Рядом с батюшкой… – Что тебе?! – Да вот, с сыном проблемы… – Ну, давай, в такой-то день, в такое-то время в братский корпус, – и исчез. Дома сыну говорю (он сейчас уже сам священник): – Запиши все свои вопросы на бумажке. – Хорошо. Получилось у него 12 вопросов… Приходим в назначенное время к батюшке в братский корпус. Там такая картина интересная висит, с замысловатым сюжетом, батюшка на нее уставился – и начинает сыну что-то говорить… Я машу тому: достань, мол, бумажку!!! Сейчас что-то забудешь, потом опять проблем не оберемся! А он мне в ответ так рукой: отстань! И слушает. Батюшка больше часа ему говорил. Говорил-говорил-говорил. А он молча слушает, даже рта не раскроет. Вопросов никаких не задавал. «Поговорили» они. Выходим. Я с ним шел к метро Тульская, мне не терпится: – Пап, подожди! – обрывает. Только что-то опять у него спросить… – Помолчи-помолчи! А сам вслушивается куда-то вглубь: – Дай-ка, дай-ка! – всё идет и слушает-слушает: как будто ему там батюшка вообще на целую жизнь наговорил… Мы дошли до метро, он, как вкопанный, остановился. Взгляд еще где-то не здесь. Вижу: он под впечатлением. – Па-а-ап! Вот в нашей сегодняшней встрече меня, конечно, удивило то, что батюшка ответил на всю дюжину моих вопросов. Но больше всего меня удивило то, что он ответил, не видя бумажки, именно в той последовательности, в которой я их написал! Корешки наружу,
или С пьяницей легче договориться, чем с несмиренным Сын, сам будучи уже настоятелем храма, до последнего у батюшки окормлялся. Чуть что – сразу: – Так, минуточку, ребята. У меня проблема. Сегодня я не могу. К батюшке еду. Постоянно к отцу Даниилу ездил, советовался. Батюшка все вопросы его решал. Он его слова, как золотые зернышки, всегда собирал, хранил в сердце. Батюшка вроде и простые слова скажет, но так их соберет, что – сокровище. Старец всегда самое насущное скажет, – в этом я не только на собственном опыте, но и на примере близких убеждался. Из всех твоих многих фраз, впечатлений, – раз, и корешок извлекал наружу! Это всегда так потрясало. Мы-то на поверхности внешней жизни живем, а батюшка прозревал духовные первопричины. Выберет два-три слова, – а это и есть опора, чтобы всю ситуацию и твое к ней отношение перевернуть! – скажет, и больше ничего не нужно! Мы-то на поверхности внешней жизни живем, а батюшка прозревал духовные первопричины Помню, сын как-то понегодовал на нас с матерью в беседе с батюшкой: – Они меня не разбудили! Мне надо было к экзамену готовиться, а они… – Правильно, ты проспал – родители виноваты, – речитативом отреагировал отец Даниил. – Что там у тебя дальше? Как-то он умел разделываться со всеми нашими немощами, проблемами, недоумениями. Одно-два слова – и: что там далее? А то застал я такую сцену: отходит от аналоя раздраженный мужичок, чем-то недовольный после Исповеди, я подхожу и слышу, как батюшка сам себе подытоживает: – С пьяницей легче договориться, чем с несмиренным. Архимандрит Даниил (Воронин) на Афоне Прихожу однажды к нему, не успел опомниться, а он меня – раз! – и утянул куда-то: – Давай сюда! Сели мы там, у братского корпуса, за яблонями. Нас-то за листвой не видно, а перед нами вереницы людей: «Вы батюшку Даниила не видели?» – «Куда он делся?..» – «Как отца Даниила найти?» Я оторопел. – Говори-говори. Для него-то это всё было привычно. Но это же такое напряжение – жить постоянно «на мушке» ожиданий, внимания, просьб… Помню, батюшка стоит перед храмом Святых отцов Семи Вселенских Соборов, а перед ним огромная толпа, перекрыли ему дорогу, каждый что-то говорит, просит... А он поднял глаза в небо, стоит, молится – и вдруг умоляющим голосом говорит, показывая руками на храм: – Я туда хочу... Толпа молча расступилась перед ним. Университеты отца Даниила Когда в Москве террористы взрывали дома, все были перепуганы, подавлены. А батюшка вышел перед Исповедью и говорит: – Вот, пришли сюда, исповедовались, причастились, и идите – не бойтесь ничего! Как Бог даст. Ничего не бойтесь. Ошеломляло его другое. Например: – Как это можно не поститься? – помню, недоумевал он. – Я это-го про-сто не по-ни-ма-ю! Ну, как это можно не поститься?! Сам-то он с Рязанской земли, там много было благочестивых людей и при советской власти – вопреки всем гонениям. Как-то я видел его в Рязанском Кремле на праздновании памяти святителя Василия Рязанского. Батюшка долго молился на коленях у его гробницы. А его мама в это время вышла из храма. Так что и ему потом все же пришлось последовать за ней. А сам всё в сторону храма смотрит – и так, вполоборота, руку тянет, как малыши, когда с мамочкой расстаются. Я тогда был на машине и спросил: – Батюшка, вас подвезти? – Не, я дома, – ответил он. Так он к Рязанщине всю жизнь и относился, как к родине, дому. Родители у него очень верующие были. И папа, и мама. В Иоанно-Богословский монастырь в Пощупово к архимандриту Авелю (Македонову) часто ходили. Я, помню, один раз с отцом Авелем пересекся, а он мне: – Да вот Алексей (папа отца Даниила – прим. ред.) у меня три дня назад был! Он отца Даниила любил – словами не передашь как! И сам батюшка отца Авеля любил так, что для нас это даже непостижимо. Это какая-то взаимность на недосягаемой для нас высоте! Как выглядит наша церковная история Батюшка и мне всё раньше говорил: «Авель, Авель…». А я поначалу и не знал, про кого это… Тогда же мало что печатали. Это надо было просто вырасти в традиции, знать изустное предание, кого церковный народ чтит. А потом я как прочитал, да как еще сам увидел отца Авеля! Вопросов уже не осталось. Но и раньше батюшка говорит: «Авель, Авель…», – и сам весь светится. И тебе светло. Помню, когда я оказался в Пощупово, отец Авель нас в домовую деревянную церковку повел. – А это мы тут Патриарха, – говорит, – ждем. Смотрим: посох святителя Луки Крымского там стоит… Древнейших, в том числе чудотворных, икон – от потолка до плинтуса. В каждой иконе – мощи. Так отец Авель нам еще святыни из алтаря выносил-выносил-выносил… Мы к ним прикладывались-прикладывались… Это что-то невообразимое. Просто уже с головы до ног – в благодати. Потом отец Авель куда-то заторопился, кто-то его ждал, видимо: – Подождите, ребята, сейчас я приду. И вот мы вдвоем с отцом Сергием Сальцовым, он там в Рязани служит, на какое-то время остались, я стал его донимать: – Вот бы с отцом Авелем сфотографироваться, а? – Ну, ты что, не видишь: он же босичком, в подрясничке стареньком, – разве его можно так фотографировать? Он же наша церковная история! Я нос повесил. Тут отец Авель заходит… И знаете, о чем он начал говорить? О фотографии! – Вот, у меня тут был наставник – владыка архиепископ Димитрий (Градусов), его перевели потом из Рязани в Ярославль, и я к нему ездил, когда мне было уж очень тяжело, уполномоченный мучил… Я плачу-плачу, возьму в руки фотографию владыки Димитрия, прикладываюсь к ней. Потом приехал как-то к нему, а он мне и говорит: «Что ж ты, ангел мой (он его ангелом называл), так плачешь, убиваешься? А ты знаешь, что от твоих слез моя фотография испортиться может?» Вот так приободрил! Такая школа была у отца Даниила. Университеты! Еще, конечно, – владыка Симон (Новиков), правящий архиерей Рязанской епархии… Рыбка от митрополита Про владыку Симона отец Даниил, помню, рассказы тамошних рязанских батюшек пересказывал нам: – Раньше как? Скажут: «Симон вызывает!» Так это ж я к отцу родному еду! Всю семью соберу: матушку, детишек. Он нас по-свойски так, в валеночках, принимает, угощает, расспросит обо всем, поможет, если в чем нужда. А потом дети мои долго еще вспоминают: «А когда мы снова к владыке поедем?» Вот такие были рабочие приемы у правящего архиерея! Архимандрит Даниил (Воронин) И отец Даниил вспоминал: Батюшка мог и такую фразу обронить: «Поближе к Церкви и подальше от попов» – Вызывает нас с другом как-то… А тогда были брежневские времена: продуктов в магазинах никаких. А он нам: «Ребят, вы б сходили бы вот в такой-то магазин, купили б рыбки…». Мы переглянулись: «Владыка, какая рыбка?! Там вообще шаром покати!» – «Ну, вы сходите», – благословляет. Пошли. Нашли указанный продмаг. А там суета какая-то… Вдруг выскакивает из магазина работник: «Ой, ребята, вы молодые, сильные, ну-ка, идите сюда!» Идем за ним какими-то коридорами, а он: «Рыбу неожиданно привезли! Разгрузить надо…». А тех, кто разгружал, в первую очередь и отоварили! Так что они и владыке Симону, и себе домой рыбы принесли – еще и близких накормили! Это те круги духовенства, к которым люди тянутся. А так-то батюшка мог и такую фразу обронить: «Поближе к Церкви и подальше от попов» (в священнической среде, к сожалению, можно встретить соблазны, неполезные для простых прихожанин). Все, что мог отдать, отдал – Батюшка, – однажды говорю, – вы едете в отпуск, в Рязань, к родителям… Откуда у вас могут быть деньги? Давайте я вам принесу? – Да не надо! – начинает отнекиваться он, но, видя, что я напираю: – Ты бы лучше матери платок какой, отцу – рубашку, – говорит, – приобрел. Я было попытался даже выполнить поручение, повертелся-повертелся, возвращаюсь: – Батюшка, да я такой бестолковый, не соображу, что купить. Какие там размеры, то-сё… Давайте я все же вам денег дам? – Ладно, давай, если можешь. Только ты мне, – поясняет вдруг, – дай не здесь, не на ступеньках храма, а там, у братского корпуса… Я сначала не понял. Потом – дошло. Сколько раз наблюдал картину: как батюшке просящие прохода не дают. Они выпросят – он и отдаст. Идет, помню, батюшка, а ему такой крепкий мужичина наперерез: что-то говорит-говорит, отец Даниил досконально ему на всё отвечает, тот не отступает, тогда батюшка сумку свою кому-то отдал подержать, а сам – медленные у него такие движения были – достает одну записку из кармана, деньги вынимает, отдает этому просителю, записку обратно в карман кладет, потом следующую достает, опять деньги отдал, и так – записку за запиской, купюру за купюрой… Все, что мог отдать, отдал – и пошел. Люди знали, что он безотказен. Вот такой наш батюшка. Человек от Бога. Отца Даниила духовное стяжание интересовало, чтобы Богу от нашего собирательства было приятно. Что делать, чтобы Дух Святой нашего сердца коснулся? В Церкви всё – для этого. А еще: книжечку, в Духе написанную прочитай, Дух Святой через нее и на тебя подействует. Святых себе в друзей набирать надо. А еще, когда отпевали Святейшего Патриарха Алексия II, для батюшки не нашлось пригласительного билета в храм Христа Спасителя, и он всё время отпевания, несколько часов, стоял у стены храма под моросящим дождём, отдавая дань памяти, любви и уважения к почившему. В селениях праведных их, Господи, учини. «Слава Тебе, Господи, что он ее бросил!» Как-то раз мы были с батюшкой на Саввинском источнике, что под Звенигородом. Набрали воды, идем обратно. Батюшка вперед прошел, а я следом. Смотрю, там какие-то женщины стоят. Я так понял, они его не знали. – Ой! Какой-то батюшка идет, сейчас он нас благословит, – весело так, резвые, ожидают. А он степенный. – Ну, что ж, благословить, конечно, можно… Благословил и пошел. А я пока через забор перелазил, подхожу через несколько минут, а эти женщины так и стоят, руки, как были сложены под благословение, так и держат. Одна очнулась: – А кто это? – Ну, как кто? Батюшка… Архимандрит Даниил, – говорю. – Ах, простите… И всё – никакого разговора у нас не было, они просто в какой-то тишине так и остались стоять. Или был еще случай. Батюшка исповедовал, и вдруг – крик… Ведут какую-то женщину под руки, она рыдает, вопит… Батюшка аж подпрыгнул: – Что такое? Я еще стоял и думал: «Что бы я делал в таком случае. Не нашелся бы, как ее успокоить…». – Батюшка-а-а-а, – прямо орет она, – меня муж бросил! У меня четверо детей. Я нигде не работаю. Как мы жить будем? Мы же с голода помрём… – голосит на весь храм. Он молчит. Молился-молился. Неожиданно так поднимает голову, точно выход нашел: – А он тебя бил? Она удивилась. Так помолчала-помолчала, подумала: – Да, бил. – А в храм пускал? – Не пускал. Категорически не пускал. – А он тебе молиться давал? – Да вы что, батюшка, он мои молитвословы повыбрасывал! – и т.д. Отец Даниил поворачивается к иконостасу: – Ну, так слава Тебе, Господи, что он ее бросил! – а ей говорит: – Бог не бросит. И люди тебе помогут. Исповедь без Причастия – это все равно что работа без зарплаты Бывало, думаешь: «Да это, наверно, не надо на Исповеди говорить, так уж, – осечешься, – скажу на всякий случай…». А он, наоборот, как вцепится: – Во-во-во! Это и есть самое важное! Мне казалось, это так, ерунда! А он смотрел на всё совершенно иначе. Я-то духовно слабый, нерассудительный, а он как начнет развивать, – это, оказывается, целая проблема! На нее-то и надо обратить внимание! С этим поработать. Вот такой батюшка – мастер своего дела. Я видел, как сам отец Даниил исповедовался у ныне тоже уже почившего схиигумена Рафаила (Шишкова). Стоит на коленях, бледный весь, как бумага. У него, конечно, не было таких грехов, какие мы исповедуем. Но он исповедовался очень серьезно, с чувством волнения. Батюшка чрезвычайно трепетно относился к таинству Исповеди Батюшка чрезвычайно трепетно относился к таинству Исповеди, если он исповедовал, а более-менее близко даже кто-то из отцов подойдет, он тут же брал крест, Евангелие и куда-то уходил с исповедником, – не дай Бог кто-то другой слово услышит: Исповедь – только в присутствии Бога и принимающего Исповедь священника. Мне батюшка говорил: – Ты должен почаще исповедоваться и причащаться. Если ты исповедуешься и не причащаешься – это как человек работает, а зарплаты не получает. Однажды батюшка откуда-то с прихода у отца Даниила очень долго исповедовался, уже минут 40 стоял, что-то эмоционально излагая, руками размахивал. Наш даниловский диакон налетел, не выдержал и давай ему при всех выговаривать: – Да сколько можно?! Народ вон ждет. А вы всё говорите-говорите… Паломничество на Валаам, 1990 г. Отцы Даниил и Рафаил (Шишков) на палубе теплохода. Но самое потрясающее было то, что отец Даниил сделал шаг в сторону, склонил голову и так же смиренно, не перебивая, как он слушал многословного отца-исповедника, выслушивал теперь вроде как ему же подопечного (батюшка был духовником Даниловской братии) отца диакона. Вот вам и: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал. 6, 2)! Такое смирение у батюшки было. Нам один ярославский священник так обмолвился: – Вы счастливые, у вас такой старец в монастыре. Такие христиане, как отец Даниил, в наши апостасийные времена – штучные явления. Это, говорят, было как-то видение бесовской преисподней старцу – нашему современнику, он потом признался: – Видел ад, он практически пуст. – Как это пуст?! – Все бесы здесь, на поверхности, в людях… Грехами же человек привлекает к себе нечистую силу, да если исповедуется кое-как да время от времени, сказано: «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, придя, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф. 12, 44). «Вы уж теперь не молитесь, пожалуйста!» Насчет молитвы, я слышал, отец Даниил однажды просто хохотал! Такое вроде вообще один единственный раз было… У нас среди батюшкиных чад есть такой парень, он до последнего помогал отцу Даниилу, очень образованный, знает несколько языков, в том числе сложнейшие: японский и т.д. Помню, у батюшки же он на их изучение благословения брал. «А этот тебе зачем?» – удивится батюшка. – «Да вот, нужно». – «Ну, ладно, – благословит, – учи». И вот как-то раз тот без работы остался. А жить-то на что-то надо? Он начал искать новую работу. Поприбыльнее что-то выбирал: дескать, с жильем бы вопрос решить. Раз пошел на собеседование, его не взяли. Это при его-то знаниях! Второй раз – опять отказ. На третье собеседование идти, так он пришел к отцу Даниилу с такой нетипичной просьбой: – Батюшка! Вы вот молились, меня там не взяли, туда не приняли. Вы уж теперь не молитесь, пожалуйста! Я опять на собеседование иду… Батюшка так расхохотался! Жизнерадостность в нем была. Как-то мы ехали в автобусе. Гроза, дождь, люди, бедные, там с зонтиками носятся, ветер порывистый. – Люди там под дождем, а мы тут в тепле, в добре. Надо Бога благодарить даже за это. Деревья такие зеленые, чистые, небо – какое всё красивое, как на картине, – залюбовался батюшка на в общем-то типичный вид… – Надо Бога благодарить за каждое мгновение. Надо Бога благодарить за каждое мгновение Такое благодарение – это всегда плод молитвенного опыта. Помню, как-то в алтаре подзывает: – Иди сюда! Подхожу. – О здравии: … (называет мое имя, потом супруги, после имена наших детей). – Дальше… Чтобы, мол, перечислял имена сродников. Я так растерялся! А он терпеливо ждал. Никак даже взглядом не упрекнул, пока я не пришел в себя и не начал просто выдавливать из себя имена близких. Потом также говорит: – О упокоении… И затем эту просфору мне отдал. В своей семье что ни скажешь, всё потом выровняется Против семьи враг всегда воюет, расколоть пытается. «А ты скажи: да ладно! – батюшка наставлял. – В своей семье что ни скажешь, всё потом выровняется». Меня, как главу семейства, наставлял: – Ты же отец, на тебя же сыновья смотрят. Как ты поступишь, так и они. Еще насчет детей говорил: – Никогда не бей! Мать может. А ты не трогай. Батюшка знал, чего нельзя нарушать, чтобы связи между людьми не ломались, что надо делать, чтобы восстановить общность. У нас в Даниловском монастыре одна прихожанка есть, у нее дочь, уже повзрослевшая, вроде и ходит в храм, а вроде уже и не ходит. Критики какой-то на духовенство понаслушалась. Маме надо было благословение на отпуск взять. – Вы уезжаете? – подходит к ним отец Даниил. – Да, батюшка, уезжаю, – отвечает мама. – Счастливой вам дороги. Спасибо вам за ваши труды. За всё хорошее… и т.д. – я дальше сейчас уже не помню, но каких-то очень простых и добрых слов наговорил ей, благословил и пошел. Дочка аж рот раскрыла, – она его впервые тогда увидела, – смотрит ему вслед: – Да, вот за таким священником я бы пошла... В мгновение – одна встреча гнев на милость переменила. Как-то жизнь незаметно идет, дети вырастают. Но, что я однажды для себя отметил: дети от батюшки не отбивались. Вот смотришь, только еще совсем кроха был, а уже Алешенька под два метра, но как к батюшке ходил, когда еще не выше аналоя был, так и ходит. Подойдет, встанет на коленочки, исповедуется. Мы всегда всех новеньких предупреждали: – Становитесь на колени! На нас озираются… Но дело в том, что если ты не встанешь на колени, батюшка никогда сам не сядет. А у него ноги, как и у всех в основном немолодых священников, больные. Батюшка, кстати, несмотря на всю свою загруженность, обязательно до последнего ходил утешать братию из тех, кто был болен, лежал. Батюшка их причащал, соборовал, да и просто зайдет подбодрить. В больницы ездил. Ждет, молится, не ушел… Отец Даниил прожил тяжелую жизнь. Какие он искушения претерпевал! Это, конечно, неизбежно: «все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3, 12). Очень ему несладко бывало. Трудяга. Верующий. Глубокой духовной жизни человек. Не любил выделяться. Как с братией каноны читать – в ряд становится. Не первый, а куда-то в серединку так затесывался. Примером всех учил. Был снисходительным: – Ну, ничего, молодой, он еще исправится. Ну, пока он делает, как может… Помню, отец Даниил с парнем с болезнью Дауна общался после службы. – Батюска, скази: мир всем, – ни с того ни с сего обратился к нему хлопец. Тропари они вместе пели. Кто-то было «пожалел» батюшку: – Батюшка, скажи без сюсюканья, скучно общаться с ним? – Да ты что! – отвечает. – Это же чистая душа! У него же нет никакого лукавства. Он, как понимает, так и говорит. Или однажды мама очень долго, помню, старательно вела сына ко Причастию. Тот нехотя шел, но все же послушался, встал перед Чашей… И – вдруг развернулся и наутёк! Бежит и плачет. Мама – за ним. А они и подходили последние… Без преувеличения, мама сына минут 20 еще уговаривала, – для литургии это огромная пауза. А батюшка так терпеливо на амвоне с Чашей и стоит, ждет, молится, не ушел. Весь храм в напряжении. Батюшка молится. Никакого возмущения – ни у кого. Воздух точно заряжен молитвой отца Даниила. Все уже стоят и только надеются: только бы он причастился! И действительно: вдруг мальчишка начинает сам так потихонечку как бы, удивляясь сам себе, идти-идти, подошел так просто, рот открыл, батюшка его: раз! – и причастил! Ликование у всех было неописуемое! Сцена на всю жизнь запомнилась. Я эту маму с сыном видел на прощании с отцом Даниилом. Сколько же людей ему благодарны! Вечная память.